четверг, 5 августа 2010 г.

«Духовные взаимосвязи отражают рост сознания...»

Разговор с Тимофеем Лиокумовичем

Мой собеседник – Тимофей Лиокумович, профессор, доктор филологических наук, автор ряда интересных монографий и исследований по проблемам взаимовлияния и взаимодействия литератур и культур, по вопросам поэтического перевода. Ряд его работ посвящен творчеству русских и белорусских писателей XIX и XX столетий. Особое внимание он уделял пушкинской и купаловской тематике, исследовал также проблемы преподавания литературы в средней школе и высших учебных заведениях. Сегодня живет в Чикаго, 11 июля он отпраздновал свое семидесятилетие.
- Мы с вами, уважаемый Тимофей Борисович, знакомы давно. По доэмиграционной жизни, по встречам на разных съездах и собраниях в Минске в Союзе писателей Беларуси. Но знал я вас, в основном, только по вашим книгам и публикациям. Поэтому и мне, и, надеюсь, читателям нашей газеты было бы интересно подробнее узнать о вас, о вашей жизни и творчестве. Первый мой вопрос связан с годами вашего детства, которое, как и у многих из нашего поколения, было опалено войной. Я знаю, что когда вы были еще совсем маленьким ребенком, вы были серьезно ранены. Как это произошло?
- Буквально в первые же дни войны немцы бомбили наше местечко Озаричи, где я родился. Первая бомба попала в пекарню, недалеко от которой стоял наш дом. Мы побежали с мамой к бабушке и дедушке, чтобы принять какое-то решение, и по дороге увидели разорванное тело человека, погибшего под бомбежкой. Это первое видение войны всю жизнь у меня перед глазами. Ушли из Озарич в последние минуты перед вступлением немцев. А дальше – все типичное, знакомое, наверно, многим, кому пришлось вот так уходить из родных мест в те годы. По дороге нас бомбили и обстреливали неоднократно. Мама потом вспоминала, что я все время плакал: «Веди нас туда, где нет самолетов». После долгих мытарств мы оказались в Казахстане, где жили в одном из колхозов Джамбульской области. Годы были страшные, голодные. Хлеб впервые увидели только в 1943 году. С нетерпением ждали возвращения в родную Белоруссию. И поспешили туда еще до ее освобождения. Нас остановили в Клинцах, поселили несколько семейств в каком-то огромном зале полуразрушенного дома. Меня даже определили в детский сад. В один воскресный летний день мальчик лет десяти, желая отомстить своей обидчице, которая перед этим дала ему пощечину за уворованную у нее луковицу, достал где-то противотанковый снаряд и решил взорвать женщине обед – готовили во дворе. Раздался мощный взрыв. Я в то время выходил из помещения. И мне здорово досталось – получил девять осколочных ранений. Никто вообще не думал, что я выживу. А того несчастного мальчика разорвало на куски. Меня завезли в военный госпиталь. Раны долго не заживали, а какой-то врач убеждал маму, что для спасения моей жизни необходимо ампутировать левую ногу, которая после ранения согнулась в колене и не разгибалась. Но мать решилась не спешить с подобной операцией. Показала меня военному хирургу уже в Мозыре. С благодарностью на всю жизнь запомнил его фамилию – Ларионов: он вылечил мне ногу. Через некоторое время я встал и пошел... Но один осколок до сих пор сидит в моем теле. Так вот война расписалась на мне...
- И как вы стали ученым-литературоведом?
- Я окончил историко-филологический факультет Смоленского пединститута и, несмотря на то, что предлагали остаться работать в этом городе, не захотел расставаться с Беларусью. Начал работать учителем истории, языка и литературы в Плёсах, недалеко от Бобруйска. Через год перевелся в соседнюю деревню Телушу, где был завучем детского дома и преподавал в средней школе. Потом работал в школе в самом Бобруйске, поступил в аспирантуру, защитил в Минске кандидатскую диссертацию в Институте литературы АН Беларуси. Пригласили в Брест, работал там в пединституте, который вскоре стал университетом. Почти двадцать лет, до самого отъезда, заведовал кафедрой русской и зарубежной литературы. Докторскую диссертацию защищал в Москве.
- Вы известны как создатель так называемой белорусской пушкинианы. Как у вас возник интерес к этой теме?
- Можно сказать, что имя Пушкина как бы всю жизнь сопутствует мне. По словам мамы, когда я по буквам учился читать, то первое слово, которое самостоятельно вслух прочитал в календаре, было «Пушкин». А потом – в школе и в институте – все время читал и перечитывал, не расставался с творчеством великого поэта. Часто выступал с чтением его стихотворений на вечерах художественной самодеятельности. Моя пушкиниана – это как бы два направления: научное и любительское, что-то вроде хобби, хотя они теснейшим образом переплелись. Именно любительская тема и связана с потомками Александра Сергеевича Пушкина в Белоруссии. Когда я стал работать в деревне Телуша, сразу же обратил внимание на скромную могилку на центральной площади. Невзрачная табличка извещала: «Наталья Александровна Пушкина, по мужу Воронцова-Вельяминова». Чуть пониже – крестик и дата: 1912 г. Год рождения не упоминался. Я сразу же заинтересовался, имеет ли какое-то отношение Наталья Александровна к пушкинскому роду. Жители поселка говорили разное: кто – дочь поэта, кто – какая-то родственница. Перерыл, как говорится, гору периодических изданий, но долгое время никаких сведений и следов не находил. А потом одна из жительниц села принесла мне фотографию и сказала, что на ней запечатлена дочь помещицы, похороненной в деревне. Она приезжала сюда из Москвы и установила на могиле своей матери памятный знак. Так у меня появился хоть какой-то реальный след.
Некоторое время спустя «Литературная газета» опубликовала статью Бориса Мейлаха «Не обелить убийц Пушкина». А через несколько номеров там же появилась небольшая заметка, в которой потомки А.С.Пушкина поддерживали основные положения той статьи. И я решил послать фотографию наугад кому-нибудь из потомков, чьи подписи были под этой заметкой, и спросить, имеет ли какое-нибудь отношение женщина на снимке к пушкинскому роду. Проходит длительное время -- и вдруг я получаю письмо от Александра Всеволодовича Кологривова. А в нем написано: «Для меня не было никакой трудности узнать женщину на фотографии, потому что это – моя мама, Софья Павловна Воронцова-Вельяминова, правнучка Пушкина. А я уже соответственно праправнук. Даю вам ее адрес с ее согласия». Я тут же ответил -- так началась переписка и с нею, и с ним. Забегая вперед скажу, что у меня огромная коробка писем потомков Александра Сергеевича Пушкина. Постепенно я стал встречаться с ними, собирать их воспоминания, устанавливать все связи потомков поэта с Белоруссией. Так началась постоянная исследовательская работа. Много интересного и ценного дала мне переписка с самой Софьей Павловной. Жилось ей на нашей родине при советской власти плохо, детей, Александра и Олега, она вынуждена была оформить в детские дома. Ее саму арестовывали...
Некоторые из потомков Пушкина гостили у меня в Бобруйске, к некотрым из них я приезжал в Москву. Запоминающимися осталась встречи с праправнуком поэта художником-дизайнером Олегом Всеволодовичем Кологривовым. Мы с ним прошлись по всем местам Бобруйска и Бобруйщины, связанным тем или иным образом с пушкинскими потомками. Интересными были встречи с другим праправнуком поэта журналистом Сергеем Евгеньевичем Клименко. Прочные дружеские связи сложились с прапраправнуком поэта физиком Андреем Александровичем Кологривовым, интересующимся судьбой своего рода и всегда готового дать полезный совет. Все собранные материалы вошли потом в мою книжку «Потомки А.С.Пушкина в Белоруссии». Книга вызвала огромный интерес. В расширенном и дополненном виде она была переиздана в 1999 году к 200-летию поэта, когда я уже жил в эмиграции и не думал, что возможно ее появление. Кстати, после выхода моей книги в Телуше ежегодно стали проводить пушкинские праздники в день рождения поэта. Памятник на могиле внучки Пушкина Натальи Александровны тоже заменили, вокруг него разбили красивый сквер. При местной школе открыт специальный музей о пребывании потомков поэта на белорусской земле. Уделили в нем и мне достойное внимание.
Естественно, в связи с этими поисками возник у меня и чисто научный интерес к пушкинскому наследию, к его влиянию на следующие поколения писателей и на проблемы взаимодействия литератур и художественного перевода. Исследовал я и ряд аспектов преподавания произведений Пушкина в школе. Моя своеобразная «Исповедь пушкиниста» вошла в изданный в Москве солидный сборник «От западных морей до самых врат восточных», куда были включены работы известных пушкинистов из многих стран. В сборниках, в научных и литературных журналах печатались мои статьи и исследования о Пушкине. Вот только темы некоторых из них: «Один из пушкинского рода», «Внучка Пушкина», «Фронтовые дороги потомков Пушкина», «Потомки Пушкина – наши земляки», «Пушкин на языке Янки Купалы» и т. д.
- Но ведь не только пушкинская тема интересовала вас в контексте взаимосвязей литератур?
- Безусловно. Например, меня давно привлекало творчество замечательных белорусских поэтов Янки Купалы и Якуба Коласа. Для своей кандидатской диссертации я выбрал тему «Янка Купала в русских переводах». Это давало возможность конкретного исследования процесса взаимосвязей наших литератур. Я работал и в архиве минского музея Я.Купалы, и в архиве института литературы в Москве, в ряде других архивов. Нашел интересные материалы о встрече Янки Купалы и Валерия Брюсова, рукописи его переводов, газеты 1914 года, в которых они были впервые опубликованы. Установил связи со многими живущими русскими поэтами-переводчиками Янки Купалы. Первым ответил мне Михаил Исаковский, прислал подробнейшее письмо. О своей работе над переводом купаловского слова на русский язык написали также Всеволод Рождественский, Александр Прокофьев, Осип Колычев и другие. Я получил интереснейший материал из первых рук, который потом использовал и в диссертации, и в ряде статей и публикаций. Я считаю, что, например, развитию таланта самого Янки Купалы в какой-то мере способствовали и переводы его поэзии на другие языки. Эти переводы вообще усиливали внимание к белорусской литературе, поднимали ее авторитет во всем мире, вызывали интерес и к самой Беларуси. После русских переводчиков к поэзии Янки Купалы стали обращаться и в других республиках. Например, Максим Рыльский и Владимир Сосюра на Украине, Наири Зарьян в Армении, Альбукасим Лахути в Таджикистане. После публикации о переводах В.Брюсова появились мои статьи о творчестве писателей и поэтов-переводчиков – о М.Горьком, Маяковском, Багрицком, Исаковском, Светлове, Рождественском и других, соприкоснувшихся с белорусской литературой и культурой.
- В свое время замечательный белорусский поэт Максим Богданович сказал пророческие слова о том, что каждая литература «не только своему народу, но и всемирной культуре несет свой дар». Не кажется ли вам, что в последние годы в литературе и литературной критике на постсоветском пространстве исчезает это стремление понять ценности литературы и культуры через взаимовлияние, через плодотворные взаимосвязи?
- Конечно, рост национализма на волне естественного стремления в республиках к государственной самостоятельности привел к определенному падению взаимосвязей, так необходимых для развития культур. Вы вот вспомнили слова Максима Богдановича, я могу привести высказывание Тараса Шевченко: «I чужому научайтесь, й своего не цурайтесь». А ведь в этом – основа взаимосвязей литератур, и не только литератур и культур, но и взаимосвязей народов. Думаю, что положение рано или поздно должно измениться. Потому что именно культурные, духовные взаимосвязи отражают определенный рост морального, политического и любого другого сознания народов в каждой стране.
Обратимся, например, к истории. Развитию русской нации предшествовали именно культурные взаимосвязи. В XVIII веке Кантемир, Тредиаковский, Ломоносов и другие много переводили из иноязычных литератур, накапливали целую базу. После них появилась такая фигура как Жуковский – и оригинальный поэт, и переводчик. «У меня почти все или чужое или по поводу чужого, – и все, однако, мое», – говорил он. И потом в ХIX веке на этой базе произошел качественный скачок, появился Александр Пушкин. То же происходило и с Адамом Мицкевичем, и с Тарасом Шевченко. Так же развивалась и белорусская литература. Купала, Колас, Богданович в начале своего творческого пути уделяют огромное внимание переводам, которые способствуют их индивидуальному творческому становлению. Только познавая и обобщая духовный опыт человечества, можно сделать творческий скачок вперед, – все они это прекрасно понимали. А последующие поколения уже не могли без них: обратимся, например, к поэзии Твардовского, Исаковского, Всеволода Рождественского и других. Поэтому считаю, что игнорирование литературных взаимосвязей сегодня - это только временный туман в головах у отдельных творческих людей. Ни один народ вперед еще не уходил, не используя опыт и традиции других народов.
- Вы приехали в Америку. Как вам живется здесь: продолжаете ли вы то, чем занимались до эмиграции? Ваше восприятие эмиграции: что это? Кто мы, наше с вами поколение? Люди, которые (используем образ Евсея Цейтлина) все еще идут по пустыне?
- Я бы сказал так: мы идем здесь не по пустыне, а по инерции. Во всяком случае, большинство из нас. По инерции, заданной там, откуда мы приехали. Если говорить серьезно, то все, что мы здесь пытаемся сделать, это скорее имитация настоящей деятельности. Необходимо прежде всего знание языка страны, где ты живешь, чтобы влиться в ее духовность, в ее культуру. Без всего этого ты воспринимаешься здесь как инородное тело – такой у меня пессимистический взгляд. Америка и Израиль станут полностью своими и родными уже для наших внуков, даже не для детей. Хотя нельзя не отметить, что те наши эмигранты, которые естественно влились в американскую экономику и культуру, работают и живут вполне успешно и продуктивно.
Я лично обращаюсь как к темам, давно выношенным, но по тем или иным причинам не доходили руки до их осуществления, так и к новым, которые подсказывает текущая жизнь. Печатаюсь не только здесь в периодике, но и в Белоруссии. Перевожу на русский язык стихи и прозу белорусских писателей. Опубликовал ряд работ в журналах и сборниках, изданных в Белоруссии. Все-таки там периодика, научные сборники – все фиксируется и остается в памяти людской. У нас, к сожалению, русскоязычная пресса читается и выбрасывается – ничего не остается. Наверное, мы сами, эмигранты, что-то недорабатываем, не ценим своего труда. Ведь среди нас есть способные и талантливые люди. Видимо, должен быть в общине какой-то организующий, собирающий, координирующий центр, чтобы не пропадало бесследно многое ценное, что мы сделали, делаем и еще сделаем.
- Спасибо вам, Тимофей Борисович, за интересную беседу. Поздравляем вас со славным юбилеем – с вашим семидесятилетием! Желаем вам отличного здоровья и дальнейших успехов в вашем интереснейшем литературоведческом творчестве.

Комментариев нет: