четверг, 5 августа 2010 г.

«...Лишь слезы не прошли»

Рождаются поэты здесь в корчме,
Оплакивают их потом соборы...
Рыгор Бородулин

Творчество этого великого польского поэта я очень люблю. И с каждым годом все больше и больше. Адам Мицкевич родился 24 декабря 1798 года на хуторе Заосье на нашей белорусской земле возле Новогрудка. До сих пор исследователи спорят о месте, где точно мог стоять тот домик. В некоторых дошедших до нас записях того времени и воспоминаниях высказывается предположение, что местом рождения Адама Мицкевича могла быть корчма на перекрестке дорог вблизи Заосья. Именно ее имел в виду прекрасный белорусский поэт Рыгор Бородулин в своем стихотворении, посвященном А.Мицкевичу («Паэты нараджаюцца ў карчме, каб потым іх аплаквалі саборы...»).
В любом случае Заосье – это не Lithuania, как написано во многих книгах, в том числе и в американских изданиях. Ошибка скорее всего идет от традиционной путаницы в названиях. Современное государство Литва (Lithuania) совсем не совпадает территориально с той Литвой, той исторической областью с центром в Новогрудке, который был первой столицей Великого Княжества Литовского. Литва – это такое же обозначение огромной местности, как, например, Полесье. А название Беларусь, Белоруссия на этой территории официально появилось значительно позже, в ХIX веке. И именно об этой земле и живущих на ней людях думал Адам Мицкевич, когда писал, находясь в изгнании:
Отчизна милая, Литва! Ты, как здоровье,
Тот дорожит тобой, как собственною кровью,
Кто потерял тебя! Истерзанный чужбиной,
Пою и плачу я лишь о тебе единой.
Перевод С.Маршака
К каждому из нас великие поэты приходят по-разному. Я благодарен судьбе за то, что она подарила мне в молодые годы незабываемую поездку по всем местам у нас в Беларуси и в Литве, связанным с именем Адама Мицкевича. Местам, где он родился и вырос, где прошли его детство и юность, где он познал и первую любовь, и первое поэтическое вдохновение, где жили люди, воспетые им потом в балладах и поэмах, где все дышало историей, преисполненной традициями борьбы за свободу и раскрепощение личности и народа.
Заосье, озеро Свитязь, маленькие города-местечки Валевка, Цирин, Тугановичи, Городище... Мы были в той поездке вместе с Владимиром Короткевичем, известным белорусским писателем, тогда еще не таким знаменитым. Но он прекрасно знал и понимал творчество Адама Мицкевича; он, по сути, и открыл мне этого поэта. Там, на Новогрудчине, по-новому зазвучали такие поэтические шедевры Мицкевича как «Свитязь», «Курганок Марыли», «Свитезянка», «Лилии», «Рыбка», «К Неману», «Три Будриса» и многие другие. Побывали мы и в Вильнюсе, в той келье базилианского монастыря, где молодой учитель Адам Мицкевич вместе с друзьями по тайному обществу филаретов ожидал приговора царских властей и откуда был отправлен в ссылку в Россию. Там мы с Короткевичем сравнивали различные переводы строк Адама Мицкевича с польского на русский и белорусский, восхищались удачными образными совпадениями и находками переводчиков. Ведь переводить на близкие языки, особенно поэзию, всегда труднее. Многое не забылось и с годами часто вспоминалось...
О Неман, где они, твои былые воды?
Где беспокойные, но сладостные годы,
Когда надежды все в груди моей цвели?
Где пылкой юности восторги и обеты,
Где вы, друзья мои? И ты, Лаура, где ты?
Все, все прошло, как сон... Лишь слезы не прошли.
«К Неману», перевод В.Левика
Адам Мицкевич – прежде всего поэт польский. Но его творчество сразу же вышло за национальные рамки, приобрело огромное общечеловеческое значение. В поэзии Мицкевича в единый мощный сплав соединились лирическая стихия и социально-философские обобщения, проникновенная духовная возвышенность и жанровое разнообразие. Мы ощущаем в ней неразрывную связь времен, особенно в таких его лирико-эпических поэмах как «Гражина», «Конрад Валенрод». В своеобразном поэтическом эпосе «Пан Тадеуш» поражает поэтическая легкость и мастерство бытописания, живописнейшее изображение природы и реалий той же Новогрудчины, точность и колорит индивидуальных и групповых портретов. С огромной любовью к своему народу показывает Адам Мицкевич всю привлекательность и все слабости шляхетского уклада жизни предков, говорит о неминуемости смены поколений, ломке нравов, о необходимости обновления нравственного облика нации.
А «Дзяды» Мицкевича – это уникальнейшее, не имеющее аналогов в мировой литературе многоплановое произведение, неповторимое и по своему содержанию, и по жанру. Это красота и мощь, историко-философская драма и лирико-драматическая поэма, мистерия, народная опера, эпос, где соединились суровый реализм, тончайшая романтика, сказочная фантастика, мифология языческая и христианская... Блистательны в «Дзядах» лирические отступления, монологи и диалоги, непрерывные смены ритма, тона, интонаций...
Все творчество Адама Мицкевича, вся его жизнь, зрелая половина которой прошла за пределами отчизны, были связаны с самоотверженной борьбой за свободу и независимость растерзанной соседними империями родной Польши. Одним из первых – и среди поэтов, и среди политиков – Адам Мицкевич заговорил об антинародной сути российского великодержавия, о том, что Россия была и осталась тюрьмой народов, где душились все проявления физической и духовной свободы.
Советское нормативное литературоведение на школьном и на институтском уровне говорило об Адаме Мицкевиче как о певце единения и дружбы народов, якобы достигнутых «под руководством партии» и т.д. Постоянно цитировались известные строки из посвященного Мицкевичу стихотворения Александра Пушкина «Он между нами жил...». Вот эти строки: «Он говорил о временах грядущих, когда народы, распри позабыв, в великую семью соединятся». Но при этом не вспоминали, не цитировали и не комментировали вторую половину этого небольшого пушкинского стихотворения:
Но теперь наш мирный гость
Нам стал врагом, – и ядом
Стихи свои, в угоду черни буйной
Он напояет. Издали до нас
Доходит голос злобного поэта...
О каком же яде напомнил Александр Пушкин? Он ведь поддержал Адама Мицкевича в первые годы его российской ссылки, познакомился и подружился с ним. Но, оказывается, не мог простить Мицкевичу его активную поддержку восстания в Польше в 1830 – 1831 годах, направленного на освобождение от великорусского имперского ига. Великий поэт России – увы! – не всегда оставался на определенной политической высоте, особенно после «высочайших приказов» государя-императора в 1831 году об определении Пушкина в государственную коллегию иностранных дел и переводе его в титулярные советники. Вот он и пишет П.Вяземскому 1 июня 1831 года по поводу польского восстания: «Все-таки их надобно задушить, и наша медлительность мучительна. Для нас мятеж Польши есть дело семейственное, старинная наследственная распря; мы не можем судить ее по впечатлениям европейским...». Не будем и мы строго судить нашего классика, на чьих творениях мы выросли. Тем более что последующие уже почти два столетия показали, что великодержавие – болезнь почти неизлечимая, сегодня ею болеют многие, в том числе и вчерашние самые что ни на есть демократы. И никакие лекарства не помогают, даже «европейские впечатления».
О своем понимании природы самодержавия в России Адам Мицкевич писал с большой болью. Полемизируя с поэтическим апофеозом российских самодержцев, вроде «Медного всадника» А.Пушкина, польский поэт подчеркивает, что величие российской державы построено на костях, на трупах миллионов, на крови. В посвященных России ярких отрывках из неоконченной III части поэмы «Дзяды» Адам Мицкевич горько упрекает брата-славянина, который пассивно терпит ненавистную неволю. Говоря о Петербурге, поэт напоминает, что Петр Первый «втоптал тела ста тысяч мужиков, и стала кровь столицы той основой». «Чужая, глухая, нагая страна», – такой видит Мицкевич Россию, где попрана даже «правда о вере священной», где холопам успешно доказывают, «что люди умнеют в цепях да в остроге, что плети ведут их по верной дороге».
Как ни стремилось советское литературоведение прочитать у польского поэта пророчество, предвидение свержения тирании и достижения свободы народов, в его стихах звучит скорее постоянный вопрос «когда же свободы заря заблестит», звучит отчаяние, печальный, бесперспективный вывод.
Так в бездны ада смотрит херувим,
И зрит народов неповинных муки,
И чувствует, что им страдать века,
Что в безутешной жажде избавленья
Сменяться долго будут поколенья,
И что заря свободы не близка.
«Петербург», перевод В.Левика
Вспомним еще одно пушкинское стихотворение, которое, естественно, не могло не вызвать резкий внутренний политический протест у Адама Мицкевича.
Свободы сеятель пустынный,
Я вышел рано до звезды,
Рукою чистой и безвинной
В порабощенные бразды
Бросал живительное семя.
Но потерял я только время,
Благие мысли и труды.
Паситесь, мирные народы!
Вас не разбудит чести клич.
К чему стадам дары свободы?
Их должно резать или стричь.
Наследство их из рода в роды –
Ярмо с гремушками да бич.
Возможно, что в этих строках больше пушкинской желчи, самоиронии, жестокой, беспощадной, чем каких-то программных политических утверждений. Тем не менее это стихотворение было известно Мицкевичу и, конечно, острой болью отзывалось в его сердце. «К чему стадам дары свободы?» – и сегодня звучит актуально во многих уголках нашей планеты этот вопрос-констатация. Как и нет до сих пор конкретного ответа на вопрос, который среди многих мучительно тревожил и самого Адама Мицкевича:
Но если солнце вольности блеснет
И с запада весна придет к России, –
Что станет с водопадом тирании?
«Памятник Петру Великому»,
перевод В.Левика
Высоким идеалам борьбы за национальное освобождение своей родины, за духовную свободу всего человечества Адам Мицкевич оставался верен всю жизнь. Гуманистические идеалы и свободолюбие – вот основные критерии его оценок достижений культуры и литературы в лекциях в Лозанне и затем в Париже в Колледж-де-Франс. Кстати, Мицкевич первым поддержал в своих лекциях угнетенных белорусов и белорусский язык. В 1848 году во время знаменитой «Весны народов» поехал в Италию и организовал там польский легион, сражавшийся за свободу этой страны. В 1849 году Адам Мицкевич начинает в Париже издание «Трибуны народов» – первой международной демократической газеты. В 1855 году он выезжает в Константинополь, где снова формируются польские легионы для участия в боях за освобождение родины. Заболев холерой, Адам Мицкевич умер 26 ноября 1855 года. Похоронили его сначала в Париже, потом, спустя много лет, перезахоронили в Кракове, в Вавеле – самом знаменитом в Польше кафедральном костеле.
...Таких поэтов как Адам Мицкевич всегда будут оплакивать соборы. Он останется в сокровищнице мировой литературы навечно. Как Эсхил, Данте, Сервантес, Шекспир, Гете, Пушкин и другие великие представители духовной культуры своих народов.

Комментариев нет: