Образная символика Глеба Торского

Новая выставка, которая открылась в Центре для пожилых «Forever Young», знакомит нас с интереснейшими талантливыми работами Глеба Торского, художника совершенно необычного по своей индивидуальной живописной манере. Ранее здесь экспонировались произведения живущих в Чикаго мастеров, ищущих и выражающих свое творческое «Я» преимущественно в продолжении реалистических традиций в живописи. А художник Глеб Торский показывает нам принципиально иной подход к передаче на холсте своих чувств, раздумий, переживаний, своего видения прошлого, настоящего и будущего. Стилистика открытого символизма – так, наверно, можно назвать его живописную манеру, его творческий метод. В каждой его картине, кроме естественного для каждого художника разнообразия контрастов и гармонии в цветовой гамме, есть какая-то смысловая и композиционная загадка. Эти написанные маслом живописные работы заставляют нас думать, пристально всматриваться в каждую из них, чтобы понять многое, в них закодированное. Символический сюрреализм – так, наверное, можно определить творческий метод Глеба Торского.
Иногда эта символика предельно условна, не так заметна. Например, только пристально всматриваясь в картину «Вид из окна», где изображен типичный уголок Тель-Авива, мы замечаем приглашающих к размышлению двух больших воробьев на оконных перегородках. Созданный авторским воображением, но почти реалистический пейзаж открывается перед нами в картине «Рай»: цветы, растения, легкие прозрачные занавески и пристальный взгляд смотрящих сверху божественных глаз. Полотно «Два мира» переносит нас на берег прекрасного водного пространства, которое может восприниматься в радостных тонах (оранжевых, розовых, желтых) и грустных, темно-синих. Летящая в светло-синем воздухе ветка с большой шишкой («Свободный полет») очаровывает своим величественным полетом в светло-синем пространстве. В картине «Зимняя сосна» передано ощущение холодного ветра и удивительно чистого, охлажденного морозом воздуха.
В ряде работ мы встречаемся с символикой уже посложнее. В центре картины «Судьба» – дающая кисть руки, протянутая над столом ладонью кверху. Из нее на скатерть на столе высыпаются вишни-годы будущей жизни. Напряженно смотрят на все это из темноты глаза мальчика. Все пространство в картине «Алия» заполняют висящие в воздухе репейники-колючки – символ эмиграции, рассеянной по всей земле. Интересно здесь цветовое и композиционное решение. В маленьком оазисе в одной из пустынь Израиля родилась у художника идея картины «Мираж». Вроде бы обычный пейзаж: сквозь желтую песчаную мглу пробивается солнце, на деревьях – птицы. Но возникший из земли таинственный Некто видит отражение Храма Давида в пространстве перед собой. А на переднем плане – красный огонь свечи, символ вечности.
Художественную символику картин Глеба Торского каждый зритель воспринимает, естественно, индивидуально, по-своему. Но во многих работах как бы закодирован личный житейский опыт их автора, его жизненная и творческая биография. Об этом он сам подробно и образно рассказывает. Многие композиционные, предметные, смысловые символы его работ связаны с тем, что он 15 лет прожил на Святой земле – в Израиле и стал там, по его собственному признанию, глубоко верующим человеком.
Приехав, например, в Кумран (рядом с Мертвым морем), художник побывал в пещерах, где находилось древнее поселение асеев и где были найдены древнейшие свитки Танаха и первые христианские рукописи. Там он написал картину, которую так и назвал – «Кумран». В центре композиции – разбитый кувшин, а в нем – древние рукописи, свитки. Очень много работ, написанных художником в Израиле, связано с конкретными местами, с их колоритом, с мифологией и историей. Картина «Иерусалим» – апофеоз вечности и духовного величия этого города; в сине-желтой цветовой гармонии видится перекличка с некоторыми работами Марка Шагала. В «Воротах Иерушалайма» художник интересно скомпановал все ворота храмовой стены: их треугольники образуют квадратную композицию, и картину можно смотреть со всех сторон. Подчеркнут и ее смысл: «золотые ворота откроются, когда на землю придет Мессия. В картине «Время молитвы» пальмы и оливы изображены на фоне архитектуры Второго Храма. Художник посвящает эту работу своему сыну, реальный портрет которого – составная часть композиции. Историческими событиями навеяна картина «Разрушение Второго Храма». Здесь обыгрывается очень древняя притча: когда Храм был весь объят пламенем, главный жрец, верховный коэн вышел на крышу и произнес: «Господи, если ты не можешь защитить свой храм, забери ключи от него». И бросил эти ключи. И с неба протянулась рука и забрала ключи от Храма. В грустной по настроению картине «Мои друзья уходят» мы видим печальные тени уходящих в небытие людей и скорбящее задумчивое лицо – своеобразный автопортрет художника.
Традиционным шекспировским мотивом и ассоциацией с политической жизнью сегодня в Израиле навеяна картина «Клоун». В представлении художника политика – это клоунада, где, как в цирке, многое часто меняется. Интересно, что один глаз персонажа здесь как бы говорит об одном, другой – о другом. Сидящий на плече у персонажа попугай нашептывает что-то на ухо, он ничего сам не может сказать, он только повторяет услышанное. А в картине «Лестница Якова» заявлена уже другая, немного интимная символика. В ней автор изображает в качестве персонажей кота и кошку, разделенных каким-то пространством. И здесь же – весы, на которых, как на Йом-Кипур взвешиваются все наши плохие и благие дела, когда очень важно, какая чаша перевесит и даст ли нам Всевышний прощение на следующий год. В этой картине художник подчеркивает, что хорошие дела – они собраны в полной тарелке яблок – перевешивают плохие. А плохие дела оборвались и рассыпались, они исчезают, и так и должно быть...
В работах, написанных в последнее время в Америке, Глеб Торский продолжает свою символическую стилистику. «Натюрморт – 1» передает состояние природы вечером, перед заходом солнца. Настроение пейзажа элегическое, когда можно позволить себе поразмышлять. Поэтому здесь и символ мудрости, рядом – криптограмма «Сотворение мира», взятая из Каббалы. В другом «Натюрморте» заявлен мотив грусти, выраженный в вечерней атмосфере, в неполном бокале с красным вином на столе, где погасла свеча, где лежат два сорванных тюльпана. Цвета в натюрмортах не только контрастируют, но и как бы поддерживают друг друга. Какой-то особой красотой, особым притяжением привлекает картина «Подарок». В центре композиции – изящная цветущая красная роза как подарок всему миру, как символ полной и гордой, возвышенной свободы. На переднем плане – открытая тоже всему миру священная Книга евреев. Интонации цвета в этой работе по замыслу автора символизируют заповеди: не убий, не укради, возлюби ближнего своего. Страницы из Книги святого писания превращаются в свечи, несущие человечеству духовный свет. Не случайно на глиняном кубке, стоящем рядом с книгой, начертано благословение всем, кто в данный момент смотрит эту картину.
Мы встретились с Глебом Торским, когда он активно работал над подготовкой этой экспозиции.
- Вы живете в Чикаго сравнительно недавно, с вашим творчеством наша община почти не знакома. Поэтому расскажите, пожалуйста, подробнее о себе. Как вы стали художником?
- Родился я в Москве. Там застала нашу семью война. Случилось так, что меня, мальчишку, потеряли, я был в детдоме. Нашли меня уже после войны. Все свободное время я любил рисовать и лепить из воска. Отец погиб на фронте, после войны мы переехали в Киев, и мама решила, что я должен получить художественное образование. Я учился в художественной школе при Киевском художественном институте, параллельно ходил в обычную школу. Рисунок постепенно занимал у меня все больше и больше времени, и дома у мамы для меня был лозунг: «Ни дня без рисунка». После школы я решил поступить в Художественный институт на скульптурный факультет, но меня туда не приняли. Поступил в Киевский инженерно-строительный институт на архитектурный факультет, окончил его. Там мне повезло: у меня был прекрасный преподаватель по рисунку и живописи, который дал мне очень много. Я тогда и увлекся живописью, она была сугубо реалистической. Писал пейзажи, натюрморты, портреты... После института я стал работать архитектором, а все свободное время рисовал. Иногда удавалось попасть на какие-то выставки. Помню, к 1500-летию Киева открылась массовая ярмарка-продажа на Андреевском спуске, где можно было свободно выставлять свои работы. Там у меня купили несколько картин.
Архитектурная практика была довольно активная: я проектировал города Александрия, Экибастуз в Казахстане, проектировал театры, жилые дома, гостиницы... Я не сожалею об этом, все-таки есть ощущение, что сделал что-то полезное и нужное. В Израиле есть такая поговорка, что ты должен посадить оливу, вырастить двух сыновей и защищать Израиль. Сыновей я вырастил и оливу посадил. Ну, а защита государства... Видимо, надо все силы вкладывать в творчество.
- А когда вы пришли в своем творчестве к такой вот символической манере?
- Все время в Киеве я, естественно, старался писать в строго реалистических традициях. Только в последние годы перед эмиграцией появилось у меня что-то, что предшествовало той стилистике, в которой я сейчас работаю. И когда я почувствовал, что именно символикой можно выразить больше всего и эмоций, и мыслей, она меня полностью захватила. А окончательно мне помог утвердиться в этом уже Израиль, куда я приехал жить в 1990 году. Там я полностью поменял всю мою палитру, все краски, все духовное мироощущение. Там я стал истинно глубоко верующим человеком. В Израиле я в полной мере снова возродился как художник. Я приехал на Святую землю с палитрой, образно говоря, чисто европейской, которая размыта дымкой воздуха. Воздух в Европе и в Америке как бы поглощает свет и краску. Дымка воздуха размывает, изменяет все цвета. Появляются синеватые, сероватые, голубоватые, дымчатые оттенки. А в Израиле воздух настолько кристально чист, он настолько прогрет, и столько в нем везде солнца, что все краски видятся чистыми. В архитектуре есть такое понятие: падающая тень в два раза темнее собственной тени. И я стараюсь перенести это в живопись. Потому что у многих художников, кто не пользуется этим правилом, часто теряется эффект объема, эффект пространства. Сказываются и мои архитектурные привязанности: я стремлюсь к четким перспективам в своих живописных композициях.
- Считаете ли вы, что эмиграция способствовала вашему творческому самовыражению?
- Все 15 лет в Израиле я работал по специальности. Помимо проектирования простых вилл мне, например, удалось с группой архитекторов принять участие в авторском создании в Тель-Авиве комплекса «Мигдалей Тель-Авив» («Тельавивские башни») – четырех 36-этажных зданий. Я проектировал также музейный комплекс «Мини Израиль», там выставлены макеты всех исторических и библейских памятников страны. Но главное, что пришло ко мне в Израиле, – это свобода. Я перестал бояться, что мне скажут на художественном совете. Я слышал там только одно слово: «Тов!» – «хорошо» на иврите. Конечно, я понимаю, что люди иногда не все могут понять в моих работах. Но тогда я задаю вопрос: вам нравится или не нравится? И если мне отвечают, что нравится, считаю, что картина удалась. Эмиграция открыла мне на многое глаза. Открыла мне мир. 50 лет я знакомился с искусством только по книгам. И тут получил возможность объездить все крупнейшие музеи мира: Мадрид, Париж, Прага, Дрезден, Амстердам, Брюгге и так далее. Резко увеличилось и мое участие в выставках, не только в официальных, но и в салонных, на частных виллах. Работы стали покупать, и часто было жалко с ними расставаться. Здесь в Америке я продолжаю считать себя израильтянином, и это, наверно, сказывается и на моих живописных работах.
- Расскажите о вашей самой последней, недавно законченной картине.
- «Выбор» – так она называется. Каждый из нас всегда что-то выбирает: свой путь, специальность, супругу... В определенный момент жизни мы должны что-то привить нашим детям. Чтобы сохранить свой род, каждый из нас в какой-то момент задумывается: кто мы и кем будут наши дети? Не только по специальности. Нас волнует, к какой религии они будут принадлежать. Всегда есть выбор... И я хотел на этой картине показать себя, сидящего у Стены Плача, и внучку... А сверху – рука, рука судьбы, которая держит могендовид и крест. И только внучка, она одна имеет право выбрать, что взять, куда пойти. А в верху композиции – всевышний глаз, который присутствует в моих многих работах.
Мы поблагодарили Глеба Торского за рассказ, за его интересную и оригинальную выставку. Приглашаем всех ее посетить, посмотреть эти необычные картины, постоять у каждой, поразмышлять, постараться понять авторские посылы, не такие простые, но призывающие задуматься о смысле жизни и ее предназначении, о многом, важном для каждого из нас.