«Эмиграция позволяет продолжать жизнь...»

Разговор с Михаилом Кечкером

Cогласитесь, не так уже часто бывает, что человек, живущий в эмиграции получает сообщение о том, что за научные и практические заслуги очень солидным и авторитетным Американским Биографическим Институтом (ABI) он номинирован в 2006 году, а затем и в 2007-м на почетное звание Международный ученый года (International Scientist of the Year) и специальную Золотую медаль, которая почетно называется Gold Medal for Russia. А еще раньше он являлся номинантом на почетное звание «Ученый года», которое присваивает Международный Биографический Центр в Кембридже (Англия). Такое случилось с одним из интереснейших наших чикагцев Михаилом Ионовичем Кечкером.
Конечно же, захотелось поближе познакомиться с Михаилом Кечкером, побольше узнать о нем, подробнее рассказать читателям. Тем более что о людях нашей эмиграции как в средствах массовой информации, так и просто в виде устных рассказов часто сочиняют всяческие небылицы, выпячивая то, что не является существенным и характерным, и это создает совсем не то общее впечатление. Забегая вперед скажу, что Михаил Кечкер – достойный представитель многих, кто в свое время покинул родные места и живет сегодня в Соединенных Штатах.
- Позвольте, уважаемый Михаил Ионович, задать вначале почти киновопрос. Кто вы, мистер Кечкер? Расскажите, пожалуйста, подробнее о себе.
- Я родился в Москве в семье врачей и организаторов здравоохранения. Отец был в свое время директором Ленинградского мединститута и начальником военно-морского медицинского факультета. Мы жили сначала в Москве, потом переехали в Ленинград, жили там четыре года. Учился я самым обычным образом. В какое-то время увлекся чтением, это было во время Великой Отечественной войны, когда мы были в эвакуации в Свердловске. В декабре 1943 года мы с матерью вернулись в Москву, я пошел в восьмой класс, затем закончил экстерном школу, когда закончилась война. Сначала мне было совсем неясно, куда идти дальше, где продолжать учебу. Поступил в авиационно-технологический институт, закончил первый курс. В 1945 году отец вернулся с фронта, стал работать доцентом в клинике Первого Московского мединститута, вел там интересную работу по лечению больных инфекционным эндокардитом. Это тяжелейшее заболевание, которое до появления пенициллина было практически неизлечимым. Отец был увлечен этой темой; он приходил домой и рассказывал о своих тяжелейших больных, об их лечении, о том, как они в клинике добились уменьшения смертности с 90% до 30%.
- И именно тогда вы решили посвятить свою жизнь медицине?
- Да, все это меня как-то вдохновило, направило, я так увлекся рассказами отца, что решил уходить из своего института в медицинский.
- И не жалеете об этом решении?
- Ни в коем случае. Медицина – это интереснейшая специальность. Я учился у крупнейших профессоров, отличных специалистов. Увлекся терапией еще студентом на кафедре профессора Э.М.Гельштейна, он был в свое время главным терапевтом блокадного Ленинграда. После окончания мединститута я попал в медсанчасть химкомбината под Тулой, рядом с Ясной Поляной. Это было большое терапевтическое отделение на 60 коек. Там я работал сначала три года врачом-терапевтом, потом заведующим отделением, организовал кабинет кардиографии. В эти годы (1952 – 1953) вершилось сфабрикованное Сталиным знаменитое «дело врачей», отца моего арестовали как «врача-убийцу». В 1955 году я поступил в ординатуру Центрального института усовершенствования врачей к профессору Мирону Семеновичу (Соломоновичу) Вовси – двоюродному брату знаменитого Соломона Михоэлса. Мирон Вовси в свое время тоже проходил одним из основных фигурантов по тому же самому «делу врачей». Он был в годы войны главным терапевтом Красной Армии, человеком он был очень интересным, эрудированным, знающим, очень хорошо относился к сотрудникам, в том числе – спасибо ему – и ко мне. Он помог мне выбрать тему, оставил работать в его больнице. В аспирантуру меня в то время не приняли по причине моей национальности. Именно Мирон Семенович посоветовал мне в качестве постоянной темы моих научных исследований выбрать электрокардиографию. Эта тема стала предметом моей постоянной работы, темой кандидатской диссертации, которую я защитил в 1964 году.
- И дальше ваша практическая и научная карьера развивалась сравнительно успешно?
- Мирон Семенович умер в 1961 году у нас на руках в нашей клинике Центрального института усовершенствования врачей. Я стал научным сотрудником кафедры, которую он возглавлял, которая была создана им же в 1936 году. Подготовил докторскую диссертацию, но так получилось, что меня все время прижимали: я просил творческий отпуск – мне отказывали, отказывали и во многом другом. Тем не менее с несколькими сотрудниками я написал книгу «Практическое руководство по электрокардиографии». В основном писал ее я, коллеги помогали. В 1979 году с профессором А.З. Черновым мы написали «Электрокардиографический атлас». Возглавлял кафедру в те годы профессор А.З. Чернов. А докторскую диссертацию я защитил только в 1990 году и стал профессором кафедры кардиологии. Потом она стала называться Первой кафедрой терапии. С 1995 года я стал заведовать этой кафедрой. Основной костяк сотрудников там – те, кто учился у Вовси, у Чернова и у меня. Половина этих сотрудников – евреи, мы были самой еврейской кафедрой в нашем институте. Сейчас этот институт называется так: Российская медицинская академия последипломного образования.
- Если можно, расскажите подробнее о ваших основных исследованиях.
- Вначале все мои работы были посвящены электрокардиографии, функциональной диагностике в кардиологии. Я выступал с докладами на многих международных конгрессах и симпозиумах, на всероссийских съездах. Потом стал руководить секцией функциональной диагностики Московского общества терапевтов. В 1966 году стал действительным членом Академии медикотехнических наук: были приняты во внимание мои работы по проблемам создания электрокардиографической аппаратуры, по математическому анализу ЭКГ, и другие исследования, в том числе и заслужившие Главный приз Международной Лейпцигской ярмарки и медаль ВДНХ СССР. В 1990 – 2000 годах мною были написаны «Руководство по клинической электрокардиографии», вышли три издания книги «Электрокардиографические заключения с иллюстрациями и кратким описанием изменений ЭКГ». В них использован мой опыт работы в клинике, не только научный, но и практический в качестве доктора-исследователя. Дело в том, что я создал новый метод анализа электрокардиограммы – векторный анализ, разработал и педагогику этого анализа. Этот метод преподавания стал основным и наиболее современным в московских и других мединститутах и академиях страны. Я уточнил динамику электрокардиограммы при инфаркте миокарда, при тромбоэмболии легочной артерии, выдвинул и обосновал гипотезу ряда изменений ЭКГ при инфаркте, сделал и ряд других наблюдений и выводов. Мы занимались в научном плане исследованием холестерина и липидов в крови при остром коронарном синдроме, воспалительных проявлениях при нестабильной стенокардии. Занимался также лечением аритмий у больных ишемической болезнью сердца и другими болезнями, провел клинические испытания целого ряда препаратов.
- И все-таки вы приняли решение уехать из той страны. Почему?
- Все начиналось где-то с 1948 года, с убийства Соломона Михоэлса, с истории с генетиками, с так называемыми космополитами. Я тогда уже очень хорошо понял, что все идет от коммунистической партии, от советской системы, и что Сталин играет здесь первенствующую роль. И поэтому я понимал, что антисемитизм – это государственная политика в Советском Союзе. Люди с чувством собственного достоинства, конечно же, глубоко страдали. Я видел, что при каждом удобном случае и детей евреев прижимали и не давали ходу. Мне лично еще в какой-то степени повезло: в течение нескольких лет я исполнял обязанности заведующего кафедрой, в последние годы в институте ко мне относились хорошо. Но в обычной жизни я этот антисемитизм очень чувствовал. Моего сына обидели в пионерском лагере из-за фамилии... Именно он поставил вопрос об отъезде из СССР и в 1990 году уехал в Израиль. По сей день он успешно там работает, он врач, сдал все экзамены и получил высшую категорию ортопеда. Дочь моя не захотела ехать в Израиль. Моя жена русская, и поэтому дети не считаются там евреями. Это, кстати, поначалу очень обижало в Израиле моего сына. Жена моя тоже не могла тогда уехать, потому что ухаживала за очень старыми родителями. Но в 2000 году я все-таки принял решение и уехал как беженец в Америку с дочкой и внуком. Здесь у меня было много родственников и друзей. Отсюда я еще продолжал руководить нашей кафедрой. Я ездил в Москву к жене и там проводил консультации в нашем и других институтах. Работал с аспирантами, готовил новое издание моей книги.
- А как складывалась ваша жизнь здесь, в Америке?
- Поначалу все было нелегко. Мне было тяжело бросить работу на полном ходу, оставить там жену... Но я все-таки был убежден, что надо сюда перебираться. Не все просто у меня оказалось с языком, хотя раньше я считал, что легко одолею английский. Конечно, первое время ощущал сильную депрессию. Непросто было дочери и внуку. Но дочь довольно быстро вошла в эту жизнь, не стала переучиваться и пошла работать в госпиталь как специалист по ультразвуку. Потом она сдала все экзамены на лайсенз. Сейчас она – супервайзер отдела. Год назад приехала моя жена. Живем мы в Чикаго на Лейк-Шор Драйв, все вроде бы складывается нормально. Я и здесь по-прежнему стараюсь быть очень внимательным к больным людям, меня это интересует. И с точки зрения помощи больным, и чтобы не забывать свои знания и практический опыт. Все-таки за плечами – 55 лет докторской практики.
- Вы, естественно, и здесь интересуетесь медициной? Может быть, и политикой?
- Конечно. На мой взгляд, в американской медицинской практике не очень хорошо вводят больных в курс их терапии. Не очень пристально наблюдают, реже и короче смотрят их. Хотя медицина здесь просто превосходная. И в научном плане, и в техническом, и в опыте лечения. Есть, например, доктора, которые у меня вызывают просто восторг. Но в то же время врачи иногда спешат, потому что больных очень много. Считаю, что в Америке все же следует реформировать медицину и, в частности, увеличить количество врачей. Существующая система страховки делает очень дорогим лечение, врачи вынуждены идти на увеличение цены всего. Но тут должна быть очень большая предварительная работа, если все реформировать. А что касается политики... Я, естественно, слежу за событиями в мире и целиком поддерживаю многие действия американского правительства. Поддерживаю политику республиканской партии, считаю ее более четкой, понятной для людей сегодня. В последние годы я особенно настроился против всяких либералов, несмотря на то, что они много сделали для мира в разных странах. Но сейчас в связи со всякими политкорректностями и тому подобным, в связи с отношением к Израилю, которое меня очень беспокоит, позицию демократической партии я не оцениваю положительно. Хотя и республиканцам, и самим израильтянам тоже нелегко.
- Как вы вообще чувствуете себя в эмигрантской жизни? Чувствуете ли вы определенные психологические перемены в своем мироощущении?
- Эмигрантская жизнь в любом случае нелегкая. И для меня она была такой. Но для деятельного человека она может быть вполне интересной. И даже когда вы в пенсионном возрасте. Можно, во-первых, продолжать интересоваться проблемами, связанными с вашей специальностью и вашей деятельностью до эмиграции, всем новым, что появляется в этой области. Во-вторых, здесь есть возможность очень много читать, получать удовольствие от всех видов искусства в многочисленных музеях и галереях, в концертных залах. Эмиграция – я так бы сказал – позволяет продолжать жизнь. И Америка в этом отношении для нас, беженцев, сделала очень многое...
Нам осталось только поблагодарить Михаила Ионовича Кечкера за интереснейший рассказ. 21 декабря этого года ему исполняется 80 лет. Поздравим же этого замечательного человека с прекрасной датой и пожелаем ему крепкого здоровья и многих жизненных успехов.